Право на интеллект у обезьян

События происходили в начале века на атропоидной станции острова Тенериф.

...Обезьян было девять. У каждой свое имя, свой характер, свои способности.

Нуева часами могла играть в одиночестве, пересыпая песок из руки в руку. Она была добрая и ласковая. Да вдобавок еще и умница. Все задачи, которые давал ей экспериментатор, решала лучше других шимпанзе.

Коко — полная противоположность ей. Вечно встрепанный, вечно взволнованный, ни минуты не мог посидеть спокойно. Из-за своей взбалмошности он и в простой задаче не мог разобраться.

Зато Султан щелкал их как орехи.

Сначала задачи были простые. Посреди комнаты к потолку привязывали тяжелую корзину с фруктами. Корзину раскачивали. И в тот момент, когда она быстро пролетала мимо одного из стропил, надо было прыгнуть на стропила и схватить корзину. Султан освоил это с легкостью. В тропических лесах ему не раз приходилось, сидя на ветке, поджидать, пока качающаяся ветвь с плодами пройдет под самым носом.

В другой раз шимпанзе привели в комнату, раскрыли на его глазах окно, выбросили в окно банан и сразу закрыли. Султан тут же выскочил через дверь на улицу, обежал угол дома и нашел банан под окном. Впрочем, подобную задачу могут решить и другие животные. Тогда исследователи придумали кое-что посложнее.

Однажды на площадке, где возились обезьяны, появился человек в белом халате. В руках он нес гроздь бананов. Бананы! Нет ничего вкуснее их. Обезьяны подошли поближе в надежде получить лакомство. Но человек привязал гроздь к шнуру, подтянул ее высоко вверх и ушел. Султан попробовал достать бананы рукой. Не дотянуться. Подпрыгнул. Ничего не получается. Швырнул в них старый башмак, бесполезно. И вдруг — удача! Он заметил, что человек в белом халате идет обратно. Когда ничего не подозревающий экспериментатор поравнялся с местом, над которым висела приманка, Султан быстро вскочил ему на плечо и сорвал банан.

В другой раз он попробовал проделать то же самое со служителем. Тот, не растерявшись, наклонился. Тогда Султан спрыгнул на землю, ухватил служителя за ремень и, громко кряхтя, стал поднимать его вверх — видно, им, как палкой, хотел сбить лакомство.

Скоро обезьяны сообразили, что прекрасно можно обойтись и без служителя, и без экспериментатора. Они стали взбираться на плечи друг другу. И теперь часто можно было наблюдать такую картину: не успеют еще подтянуть повыше шнур с бананами, а уж под ними выстраивается живая пирамида из обезьян. Вот только из-за последнего места на ней всегда происходили ссоры — тот, кто срывал банан, никогда не делился со своими приятелями.

Султан был неистощим на выдумки. Как-то он раздобыл длинную жердь и увлекся прыжками с шестом. Конечно, выглядело это несколько иначе, чем на Олимпийских играх. Он ставил шест вертикально и мгновенно взбирался на самый его верх еще до того, как палка начинала падать. Однажды он сообразил, что приятное можно совместить с полезным. И с тех пор добывал бананы, добираясь к ним по шесту.

— Ты сообразительный малый,— хлопнул его раз по плечу человек в белом халате.— А ну-ка, попробуй решить задачу посложней.

Султан ничего не понял, но на всякий случай радостно ухнул. Человек ушел. Султан посмотрел вверх. Там, подразнивая его, покачивалась на ветру связка бананов. Шимпанзе огляделся. Ни служителя, ни шеста, ни, на худой конец, Коко. Только в углу площадки валяются какие-то ящики. Султан посмотрел на бананы, на ящики, снова на бананы... И нерешительно направился к ящикам.

Это была действительно трудная задача. Еще кое-как он догадался подтащить под бананы один ящик. Покряхтывая от усердия, притащил -второй. Но вот что делать с ним дальше, никак не мог сообразить. Он злился. Пинал ящик ногами. Колотил руками. Швырял оземь. Но поставить один на другой догадался только через несколько часов.

Вскоре решать эту задачу научились все обезьяны. Но каждая по-своему.

Коко, разумеется, был в своем репертуаре. Если с площадки доносились вопли, визг и грохот, можно было безошибочно решить — работает он.

Чика — отличная спортсменка больше надеялась на свою ловкость. Подтащит под бананы ящик, потом на него, на самое ребро, установит палку, и по ней пытается добраться до лакомства. Толку мало — синяков хоть отбавляй.

Зато терпеливости и тщательности Грандэ можно было подивиться. Один раз она девять часов не уходила с площадки. Переставляла ящики. Все выбирала самую устой

чивую конструкцию пирамиды. Устойчивую, разумеется, с ее точки зрения. Потому что самый искусный и отчаянный акробат не рискнул бы стать на то сооружение, которое она в конце концов воздвигла.

Когда работала одна обезьяна, остальные садились в кружок и «болели» за приятеля. Особенно Султан. У него прямо-таки руки чесались, когда Грандэ неторопливо громоздила ящики. Он пританцовывал на месте, ахал, охал, ухал и все пытался что-то сделать.

Терцера и Консул в работу других обезьян не вмешивались никогда. Строить пирамиду они не умели, а потому до поры до времени сидели в сторонке и терпеливо ждали.

Проходил час, другой... Они ждали. Третий... Почесываясь и позевывая, они наблюдали за своим трудолюбивым сородичем. Наконец волнующая минута: установлен последний ящик. И когда усталый, но довольный работяга взбирается на пирамиду и уже протягивает руку к столь тяжело заработанной награде, площадку оглашает воинственный клич. Это бросаются в атаку Терцера и Консул. Да-а. Созидать они не умеют, но разрушать... В несколько минут ящичное сооружение разметено в стороны. В грохоте падающей пирамиды тонут вопли и тяжелое дыхание дерущихся обезьян. Клубы пыли поднимаются над местом баталии. А вверху мирно покачивается нетронутая связка бананов.

Все эти милые проделки обезьяньей братии заставляли исследователей хохотать порою до слез. Тем не менее ничто не ускользало от их взгляда, и все поведение обезьян тщательно протоколировалось. Результаты наблюдений и их интерпретация были изложены в работе В. Кёллера «Интеллект человекообразных обезьян».

Работа эта вызвала много споров. Крупнейшие ученые сдержанно отнеслись к выводам Кёллера и предложенной им интерпретации поведения шимпанзе. Его не без основания критиковали за субъективизм при оценке результатов наблюдения, «очеловечивание» мотивов поведения обезьян, за слабую документацию и неубедительную аргументацию выводов исследования.

Наука о поведении обезьян, как и любая другая наука, прошла сложный путь развития. Ее история знает немало интересных открытий, но также ошибок и заблуждений. На арене ее не раз шло острое столкновение противоречивых идей, гипотез, точек зрения. И как всегда, борьба противоречий служила мощным стимулом дальнейшего развития этой области знаний. Теперь можно уверенно сказать, что каждое исследование сыграло свою роль в медленном и неуклонном продвижении человека к пониманию такого сложного явления, как поведение человекообразных обезьян.

Уже на основании всего предшествующего рассказа можно заключить, что исследование поведения обезьян от начала начал и идет по нескольким направлениям. Такие исследователи, как Ниссен, Карпентер, Хариссон, Шаллер, Гудолл и многие другие выбрали метод наблюдения животных в естественных условиях их обитания. Работы отечественных исследователей Н. Н. Ладыгиной-Котс, Г. 3. Рогинского и их зарубежных коллег — Кёллера, супругов Йеркс, супругов Хейс и других — тяготеют к анализу поведения антропоидов с позиций зоопсихологии. Чрезвычайно важный вклад в развитие проблемы внесли физиологи. И в первую очередь, работы И. II. Павлова и его школы. Широко известна вышедшая в свет в 1948 году работа ученика И. П. Павлова Э. Г. Вацуро «Исследование высшей нервной деятельности антропоида (шимпанзе)», в которой автор предпринял попытку, перевести сложное поведение животного на язык физиологии, рассмотреть поведение с точки зрения сложного переплетения условных и безусловных рефлексов. Из этой книги вошел во все хрестоматии рассказ об опыте с шимпанзе Рафаэлем на плоту.

У Рафаэля выработали цепь условных рефлексов:

взять кружку с водой, открыть кран, налить в кружку воды и потушить огонь в спиртовой горелке, за которым лежало яблоко или конфета. Со всем этим багажом знаний Рафаэля погрузили однажды на плот, плавающий по колтушинскому озерцу, и предложили ему решить знакомую задачу — погасить спиртовку и добыть себе лакомство. Кружку положили в ящик здесь же на этом плоту. Рядом с ящиком положили шест. А на втором плоту поставили бак с водой, снабженный краном.

Как только Рафаэлю дали возможность действовать, он открыл ящик, достал кружку, перебросил жердь на другой плот, перебрался на него, налил в кружку воды и, вернувшись назад, залил огонь и достал приманку.

В следующий раз за огнем снова положили яблоко, но в бак не налили воды.

Горел огонь. За ним таилась лакомая добыча. Вокруг была вода, целый пруд воды. Но, приученный наливать ее только из бака, шимпанзе не сообразил зачерпнуть воду за бортом.

Этот опыт и теперь часто приводят в доказательство того, что у шимпанзе отсутствует мышление и им недоступны обобщения.

Однако исследования последних лет подводят к мысли, что описанный выше опыт не стоит оценивать однозначно. Во-первых, и среди шимпанзе есть более сообразительные и менее сообразительные. Во-вторых... Но лучше привести выдержку из книги Л. А. Фирсова «Поведение шимпанзе в природных условиях»: «Вспомним незадачливого шимпанзе Рафаэля... Степень беспомощности шимпанзе в указанной ситуации совершенно загадочна. Остается предположить, что сам метод выработки указанной системы (рефлексов) с самого начала переключил каким-то образом внимание антропоида с наиболее существенного элемента ситуации (вода) на второстепенные (бак, кран, кружка и пр.)».

На авторитетность этого заключения можно положиться. Л. А. Фирсов давно исследует сложные формы поведения антропоидов с учетом их физиологических механизмов. Им, в частности, накоплен большой, убедительно документированный экспериментальный материал, который свидетельствует о том, что шимпанзе способны устанавливать элементарные причинно-следственные связи и строить свое поведение, сообразуясь с ними.

Кстати, эту способность отмечал еще и И. П. Павлов.

Однажды он присутствовал на опыте, в котором шимпанзе Роза для того, чтобы достать подвешенные под потолком фрукты, соорудила под ними вышку. «Это условным рефлексом назвать нельзя,— комментировал опыт И. П. Павлов.— Это есть случай образования знания, уловления нормальной связи вещей».

Подтверждают этот вывод эксперименты, проведенные Л. А. Фирсовым во время экспедиции на «Обезьяний остров». Особенно один из них.

Представьте себе поляну, на которой установлено некое сооружение. Плексигласовый ящик, с плотно захлопывающейся дверцей. От дверцы идет длинная труба. Внутри ее — тяга, один конец которой прикреплен к дверце, другой — на выходе из трубы заканчивается ручкой. Дверцу ящика можно открыть, только потянув за ручку тяги.

В эксперименте в ящик с прозрачными стенками ставили стакан любимого обезьянами компота. И к сооружению подпускали шимпанзе. Как он поведет себя? Шимпанзе, по имени Тарас, действовал так. Первым делом, увидев компот, он устремился к ящику. Осмотрел его, ощупал и стал совать в щели дверцы соломинки. Ничего не добившись, он ушел с поляны, потом вернулся, и теперь уже его заинтересовала ручка на конце трубы. Потянул ее и увидел, как на другом конце приоткрылась заветная дверца. Бросив ручку, он ринулся туда. Дверка захлопнулась. Так... Тарас вернулся в исходную позицию. Снова потянул за ручку, снова ринулся к приоткрывшейся дверце и снова безрезультатно.

Как бы вы решили эту задачу? Уверена, что способ, который выбрал Тарас, отличался от вашего большей оригинальностью. Не получилось рукой? И он оттянул ручку цепкой ногой. Улегся на трубу и рукой дотянулся до лакомства.

Через год, во время очередной экспедиции Тарасу предложили вновь решить эту задачу. Но только теперь трубу, в которой была спрятана тяга, сделали намного длиннее. Тарас лишь мельком взглянул на прозрачный ящик со стаканом компота и сразу же направился к ручке. Через некоторое время он лежал на трубе, до отказа оттянув ручку ногой, но, увы, уже не доставая рукой до дверцы. Не прошло и минуты, как он убедился в том, что старый способ по годен. Тогда он пошел на опушку леса, выломал хворостину подлиннее и вернулся к сооружению. А дальше? Оттягивая одной рукой ручку аппарата, он стал пытаться палкой достать компот. Случайно несколько раз захлопывающаяся дверца прищемляла конец палки. Обезьяна, видно, заметила это. Дальше все зависело от координации движений обеих рук.

Тарасу удалось совладать с ними. Он выждал момент и, когда дверца приоткрылась в очередной раз, быстро всунул в нее хворостину и отпустил тягу. Теперь ему оставалось только подбежать к ящику, просунуть пальцы в щель, окончательно открыть дверцу и получить заслуженную награду.

Л. А. Фирсов, комментируя этот опыт, обращает особое внимание на то, что отправляясь за палкой, Тарас брал не первую попавшуюся. Он браковал одну, другую хворостину и выбрал в конце концов такую, которая годилась для дела и по длине, и по прочности. «Судя по тому, что отвергался неподходящий предмет вдали от установки, причем не было поворота головы в ее сторону,— пишет он,— остается думать, что шимпанзе уходил от аппарата не за любой палкой, а за палкой определенного размера, иначе говоря, он оперировал уже заготовленным планом». Впрочем, по мнению Ф. А. Фирсова, вывод этот требует дополнительного экспериментального подтверждения.